О нашем учителе Каратэ-До
Автор: Апатенкова А.Е.
Мне хочется рассказать о нашем учителе каратэ-до Шошинове Сергее Владимировиче, а это значит – рассказать о том, что он любил, что он для нас значил, рассказать о деле его жизни. К этому человеку относиться можно по-разному – большинство знакомых с ним людей его уважали, многие – боялись, некоторые – боготворили, кто-то считал его чересчур самонадеянным, резким, неприятным, необъективным и т.п., но никто из тех, кто с ним общался, не относился к нему равнодушно. Сергей Владимирович создал для нас целый мир, в котором мы провели юность и повзрослели. Можно сказать, что для меня этот мир, связанный с каратэ-до и ушу был даже более реальным и настоящим, чем семья, школа, институт и различные увлечения. Я попала к Сергею Владимировичу в секцию каратэ-до в 1990 году, тогда из класса нас пришло заниматься 5 человек. В это время каратэ только выходило из подполья, интерес к нему был огромным, и я хорошо помню большой школьный зал, в котором занималось по 40 человек детей, а затем по столько же взрослых. Тренировки были долгими, жесткими, пол становился скользким от пота, босые ноги стирались до крови, но после каждой тренировки мы выползали из зала на негнущихся ногах, в синяках и шишках и шли домой с ощущением неподдельного счастья. Занимались вначале 3 раза в неделю. Потом, еще и по воскресеньям, а также по субботам – с оружием и по четвергам – по кумитэ. Не было необходимости нас заставлять заниматься – мы слушали и смотрели, раскрыв рты, честно получали отпущенные нам тумаки, выполняли задание ‘от и до’: бывало, учителя уже часа полтора нет в зале, а тренировка идет, каждый выполняет свое задание, повторяет по много раз одно и то же. Для меня именно это было сложнее всего – монотонное повторение, но мы понимали, что раз Сергей Владимирович сказал делать – будем делать хоть до утра. В первые годы, помню, вечерние двухчасовые занятия легко превращались в трех- и даже четырехчасовые, тенировка могла закончиться около 11 вечера. Ходили на тренировки в любом состоянии, не было уважительных причин для пропуска: бывало, доползешь до зала с температурой, к концу тренировки все как рукой снимет. Так, за учебный год мы пропускали всего 2-3 тренировки при 4-5 разовых занятиях в неделю.
Сергей Владимирович был по-человечески очень внимательным к своим ученикам, мог и поддержать, поднять настроение, поговорить, показать что-то интересное на занятиях, если видел, что у кого-то плохое настроение или какие-то проблемы. Как учитель он был очень требовательным: к себе – особенно, а также к тем из учеников, на кого возлагались какие-то надежды. Оказаться в числе любимчиков означало, что требования к тебе будут выше в два раза, чем к остальным, что ты будешь бит перед занятием, на занятии и после занятия. На тренировках Сергей Владимирович постоянно опирался на единственный критерий – “сработает” на улице или нет, т.к. в юности он на практике получил представление об уличном бое. Он настраивал нас всегда на реальный, не спортивный, бой – с одним противником, с несколькими, на бой с самим собой и своими немощами. Самым трудным для меня, пожалуй, было выдерживать нагрузки психологические - Сергей Владимирович на каждом занятии неоднократно давал нам понять, что мы все – ничтожество, что в реальном бою шансов выжить очень мало, устраивал нам эмоциональные “встряски”. В нас годами воспитывался такой невозмутимый характер и терпение, что все жизненные неурядицы потом казались ерундой. Помню, как я сдавала экзамен на 2 дан – программа давно была отработана, но у меня случился приступ астматического бронхита, и я задыхалась даже от обычной разминки. Сергей Владимирович тогда не стал на меня давить, хотя объективно я делать ничего не могла. На экзамене я выполняла все нормативы в полуобморочном состоянии на заплетающихся ногах, в конце каким-то чудом разбила кирпич и получила 2 дан. За что он мне его присвоил? Думаю, за попытку преодоления себя.
Летние сборы – это целая отдельная тема. Впервые я попала на сборы в 13 лет в составе взрослой группы, это было на Поповом острове на Кенозере (Архангельская область). После этого были сборы и в Протвино, и в Нарофоминске, и в Шатуре, но первый раз на Кене был самым ярким. Никто никогда до этого не заставлял меня вставать в 5 утра и до завтрака (помимо разминки) выполнять 75 раз ката босиком на холодном песке, тренироваться в сутки 7-8 часов, из них по часу - в воде, наносить по 800 ударов каждой ногой, ломать камни руками и ногами. Также я не знала, что на цветущей лесной полянке за 2 недели тренировок можно ногами прорыть траншеи 20 см глубиной и не знала, что такое “день 1000 ката”. Надо сказать, что именно это упражнение оставило у меня самые незабываемые ощущения: оно занимает весь день - с 4 утра до 10-11 вечера с перерывами на еду и короткий отдых. За многие часы монотонного повторения одного и того же комплекса движений – ката - я успевала вспомнить все известные мне нехорошие слова, понять, что каратэ не для меня и т.п. Но ката мы все равно продолжали делать, даже, находясь на самой дальней части острова, и зная, что Сергей Владимирович нас не видит. И делали на совесть – никто не соглашался проявить слабость. Такого длительного волевого усилия, наверное, мне больше в жизни делать не приходилось никогда, только на ежегодных летних сборах. Я поняла, что благодарна Сергею Владимировичу за то, что он помог мне осознать предел собственных возможностей и понять, что не бывает “не могу” – бывает “не хочу”.
В обыденной жизни Сергей Владимирович был очень простым и непритязательным человеком, обходился минимумом вещей, любил поговорить, попить чаю с учениками. Но создавалось такое ощущение, что он постоянно думает о тренировках, использовании разных техник. Оказавшись в непринужденной обстановке с ним за чаем, на 90% можно было быть уверенным, что чаепитие выльется в показ очередных “фокусов”, технических нюансов на наиболее любимых или наиболее нерадивых учениках, в разговоры о боевых искусствах. Точно так же, встретившись с ним в коридоре корпуса, где мы жили на сборах, при выходе из раздевалки, на лесной тропинке никогда нельзя было проскочить незамеченным - скорее всего можно было услышать задорное “защитишься?” и “словить” какой-нибудь коварный удар. Сергей Владимирович тяжело переживал предательство, когда уходили ученики, но при этом не заставлял заниматься никого, кроме своих собственных детей. Он старался не подавать вида, но каждый такой случай становился для него тяжелым ударом. А характером с ним не сходились очень многие – он был человеком очень прямолинейным, мог в лицо говорить очень обидные (а порой и несправедливые) вещи, так что работа с ним требовала от учеников не только большого терпения, но и смирения. Те же, кто оставался с ним, понимали, что, во-первых, тому, что умеет и чему учит Сергей Владимирович, их больше не научит никто, а, во-вторых, что они ему небезразличны, и поэтому - терпели. Несмотря на очень жесткое психологическое давление, мы понимали, что наш учитель в нас верит, и когда эта мысль доходила до сознания, появлялось ощущение силы. Часто он нам говорил – “Я держу вас на своем гун”. Так же, “держа нас на своем гун” он и благословил нас на преподавание каратэ-до и ушу, для меня этот этап в жизни начался в 1998 году.
Сергей Владимирович в последние годы более терпимо стал относиться к слабостям других людей, часто повторял, что для комфортного проживания жизни одному человеку нужно тренироваться всего 2 раза в неделю, а другому – не менее 2 раз в день, т.к. люди все разные. Так вот он всегда относился ко второму типу людей. Сколько я его помню, он всегда по утрам, в любую погоду занимался тайцзи и цигун в парке рядом с домом, а вечерами уже тренировался в зале с детьми и взрослыми. Видя, как занимается наш учитель, нам стыдно было проявить слабость и заниматься кое-как. В свободное время, если рядом оказывался кто-то из нас, учеников, он тоже тренировался – показывал разные варианты применения техники, “фокусы”, поправлял ошибки, пытался заставить мыслить. Получив в молодости серьезную травму позвоночника, Сергей Владимирович начал заниматься тайцзицюань, и эти занятия помогли ему не остаться инвалидом. Более того, в них он увидел более глубокий смысл, и постепенно тайцзицюань стало, наверное, самой важной практикой в его жизни. В последние годы Сергей Владимирович очень много внимания уделял именно “внутренним” направлениям ушу. Мы же по пути “внутреннего” ушу не пошли сознательно, т.к. этот путь, в нашем представлении, явным образом расходится с нашим православным мировоззрением.
Сергей Владимирович обладал великолепной памятью, был высокообразованным человеком, мог поддержать любой разговор, но для него важнее всего были не знания, а уровень ощущений, способность чувствовать партнера, противника и взаимодействовать с ним на уровне энергетики. Кроме всего прочего наш учитель был прекрасным методистом, он видел огромное количество вариантов развития одной и той же боевой ситуации. Имея за плечами уже 20-летний опыт занятий, мы не переставали удивляться, как он может придумать столько “выходов” из одной и той же атаки или столько применений на одну и ту же технику - поистине он в этом был талантливейшим человеком.
Сергей Владимирович никогда не критиковал другие боевые искусства, но всегда хотел делать “свое” по-своему. Он настолько искренне любил это “свое”, что мы невольно тоже заражались любовью к нашему каратэ. В течение последних 20 лет жизни Сергей Владимирович создавал свою школу каратэ-до. Сам он каратэ перестал заниматься много лет назад, хотя в молодости он тренировался очень активно и достиг серьезных успехов в кекусинкай, шотокан, и сито-рю каратэ. В последние 10 лет он в основном тренировал черных и коричневых поясов, готовя нас к преподаванию в своей школе каратэ-до. Очень тщательно он разбирал с нами все нюансы техники, и было понятно, что этим можно заниматься еще лет 20. К сожалению, в какой-то момент мы ясно осознали разницу в мировоззрениях между нами и нашим учителем и не смогли ее преодолеть. Нетерпимость Сергея Владимировича к собственному мнению своих старших учеников, недопонимание, а также наше желание получить хотя бы минимальную самостоятельность в преподавании, в конце концов привели к тому, что трое старших учеников (в том числе и я), были вынуждены отказаться от преподавания каратэ-до в школе Сергея Шошинова. Сейчас преемником школы Сергея Шошинова официально назначен Андреев Антон, много лет проработавший с нашим учителем в клубе Аструм на детских группах.
Наш учитель учил нас ответственности за каждое движение, каждое слово, он всегда настаивал на важности каждого отдельного действия и приучил нас относиться серьезно к мелочам в занятиях и в жизни. Сергей Владимирович не терпел неуважительного отношения к чему бы то ни было, а также лукавства и халтуры. Он мог заставить себя смолчать, но было видно, что с такими людьми ему становилось скучно и не по пути. Сергей Владимирович был абсолютно небезразличным человеком – это не характерно для нашей жизни. Его идеалы, порой, отличались от наших, но он, отстаивая свою правду, не боялся быть жестким и резким, не боялся создать о себе плохую славу. “Последний самурай” – так называли нашего учителя. Это достаточно точно его характеризует – Сергей Владимирович показал нам пример необыкновенной преданности и любви к воинскому искусству, к тому миру, который он сам создал для себя и своих учеников. Даже в самые сложные периоды его жизни, у нас даже не возникло и мысли, что наш учитель бросит нас. Он всегда нам говорил: “Хоть я ‘старый и больной’, но если надо будет постоять за правое дело – я всегда встану рядом с вами”. Дай Бог и нам научиться такой преданности.
